Персидская Астрахань. Часть четвертая
На самом деле эта часть будет, пожалуй, самая неоднозначная. Легче всего было бы рассказать о персидских лавках, мечетях, караван-сараях и мило раскланяться, утопая в елее. Но поговорим о взрослых и спорных нюансах. Уникальность Астрахани в том, что здесь уживались очень разные народы. Каждый со своим мировоззрением, религией, культурой, законами, понятиями о морали, гигиене и т.д. И отличия вовсе не заключаются в том, что один красит пятки и бороду, второй носит тюбетейку, а третий предпочитает шаровары панталонам.
О каком бы аспекте жизни персов в Астрахани не говори, мы всегда будем крутиться на одной и той же точке города. Это некогда легендарное место. Сейчас здесь относительно тихо и малолюдно, но раньше тут располагался так называемый Ослиный угол. Это был перекресток главных улиц. Здесь у парапетика, напротив почтамта, калмыцкой аптеки и бывшего дома губернатора когда-то собирался весь бомонд города. Здесь демонстрировались богатство, мода, нравы. Здесь завязывались и рушились романы и интриги, деловые сделки и уличные знакомства. Здесь было рукой подать до персидских рядов. Как у Ю. Селенского в повести «Не расти у дороги» написано — Порядочные барышни по вечерам обходили Ослиный угол за версту. Те барышни, у которых любопытство преобладало над осторожностью, старались прошмыгнуть это место побыстрее, а те, любопытство которых было уже утешено, прогуливались на равных.
Сейчас многие считают, что умы и тела молодежи развращает Европа. А вот в 19 веке, в Астрахани открыто винили персов. Так что, Восток и Запад себя скомпрометировали. На кого будут валить развращение молодежи лет через сто, большая загадка.
Лишь немногие персияне живут здесь в брачных связях и имеют свой гарем, большинство же их — холостые, так что, при грубо-чувственном, сладострастном их характере, они оказали самое пагубное влияние на общественную нравственность, в моральном отношении. Обхождение здешних персиян крайне вкрадчиво и ласково; если им что-нибудь нужно, они наобещают много, но ничего не исполнят. Некоторые персияне выписывали себе жен из Персии, или брали их из среды персиян, живущих на Кавказе. Часть персов женились на местных татарках, что привело к появлению смешанного потомства, известного как «татары Гилянского двора». Эти татары перешли в суннитский ислам и имели свою мечеть. В семнадцатом веке жену можно было просто купить. Так, сам персидский посол в Астрахани купил себе в жены у одного ногайца его сестру.
Свадебный обряд напоминал несколько христианский. Совершалась процедура, сходная с венчанием, но только на дому, читалась молитва и текст из Корана; о совершении обряда составляется акт, в котором все подробно записывалось. В свидетельстве приводились имена повенчавшихся, имена бывших с той и с другой стороны дружками и свидетелей; количество приданого, предоставленного мужем жене, время бракосочетания и прилагалась печать муллы.
Несмотря на множество условностей, считалось, что у здешних персов брачные узы не прочны. Развод очень обыкновенен. В письменном условии, скрепляемым моллою, обозначается сумма в 100-200 рублей, которую муж обязуется выплатить ей в случае развода. В медовый месяц соловей любви так сладко поет, так поэтично, на что перс имеет дарование от природы, что молодая жена охотно отрывает нужный ему кусочек расписки и тогда при разводе он ей ни гроша не дает. Иногда родные и опытные старухи предупреждают невесту, чтобы она не поддавалась обаянию первой любви и брачный договор прятала бы подальше. В таком случае при разводе у нее будут деньги и она выйдет за второго, за третьего и т.д., в девках или вдовах не засидится, ибо персияне дорожат женщинами.
Ну, в этом есть логика, при сладострастном характере положено дорожить женщинами. Замечательными источниками могут послужить путевые заметки прошлых лет. Материал совершенно неакадемический по своей сути, зато удивительно живой. Авторов, пишущих в этом стиле, сейчас бы мы назвали трэвел-блогерами. Именно в субъективности этих записей таится возможность взглянуть на прошлое чужими глазами.
Возьмем очерки Немировича-Данченко «По Волге». «Раз я видел, как шестеро персов неподвижно высидели часа два, глядя на спящую бабу из Дубовки, у которой во сне рубаха на груди поспустилась. Так в ряд и сидят. Только разве взглянут друг на друга, причмокнут, помотают головою и опять уставятся на то, что один их же персидский поэт назвал двумя лепестками одной и той же розы». С точки зрения идей бодипозитива персияне тоже были в тренде. Ту, что Немирович-Данченко описывает как погибающую от жары толстую барыню из Саратова с ноздреватым лицом и красными мокрыми рукамиили попросту «саратовское чудовище», персиянин видит совершенно другими глазами.
«…Такой гхароши, толсты дама, и перс даже причмокнул, вспомнив саратовское чудовище.
-Какая хорошая…Старая ведь.
-Что же стары…Толсты зато!…Такой баба у нас нэт. Может у шах есть.
-Ты бы ее, значит, в жены взял себе?
У перса даже глаза под лоб закатились, до того ему это бабище полюбилось».
Если вам когда-либо попадались на глаза дореволюционные фотографии женщин из гарема персидского шаха, то вы не могли заметить обилие ядовитых комментариев. Дескать и толсты эти женщины и усаты. И почему-то облачены в странные юбки, похожие на балетные пачки. Мы прилагаем фотографии А.В. Севрюгина для ознакомления. А вот про появление балетных пачек в персидском гареме поведаем в другой раз.
Погрузившись в чтение многочисленных источников, повествующих о жизни персиян в Астрахани, начинают выделяться несколько причин, формирующих взаимоотношения местных и приезжих. Что из страстей является городскими легендами, поддерживающимися конкурентами, а что истина, сказать сложно. С обвинениями в «грубой чувственности» мы немного разобрались. Теперь пробежимся по другим пунктам списка претензий. Привилегированность торговли с Персией другим купцам не давало покоя. Торговля с Востоком приносила огромные деньги и за это многое персам прощалось. В спорах с местными таможенниками власти вставали на защиту интересов персидских купцов. Очевидно, что мало кто из конкурентов радовался такой благосклонности. Персиян часто называли плутами. Местные считали, что для перса обман христианина являлся достохвальным делом. Рассуждения носили абсолютно нетолерантный характер, по типу «Если в мешке сто змей и один угорь, то тяжело вытащить последнего».
Возможно, еще одной причиной ненадежности ведения дел с персами являлась высокая степень их суеверности. Если кто чихнет один раз, то это считается дурным знаком и тогда дело бросается или останавливается. Чихнут два раза – хорошая примета. Персы верили в хорошие и дурные дни, часы и т.д. Многие обзаводились собственным оракулом, с которым советовались, бросая чоб (зернышко) и по его указанию действовали во всех своих торговых и прочих предприятиях и действиях.
Популярно было мнение, что что вспышки эпидемий в Астрахань приносят с Востока. Мол, бесконечный поток торговых людей с Персии нес не только барыши. Признавая этот факт, астраханцы зачастую относились к нему довольно легкомысленно.
«И наехали всякие восточные человеки, а в Астрахани болезнь пошла лимфатических желез.
– Значит чума была настоящая? Переспрашивает москвич.
— Какая же там чума? Сердится астраханец, только что рассказавший о заносе эпидемии из Персии: — разве чума, что сотня заболеет, а один помрет? Это и от разговения случается…пустяки…Одни раздули…».
Обвинения в нечистоплотности персидских гостей служили отличным поводом содержать астраханские гостиницы в невероятной грязи с клопами и блохами. Найти в Астрахани недорогую гостиницу с чистыми номерами было практически невозможно. Тот же Немирович-Данченко описывал, как безуспешно объезжая город в поисках пристанища, но лишь в седьмой гостинице получил предложение поселиться в заплеванной коморке с кроватью без матраса.
«- Да ведь тут блох, клопов…
— У него, у перса, в шапке-то блох побольше, чем во всей этой комнате».
Так, благодаря «блохастым шапкам» дефицит, грязь и дороговизна стали визитной карточкой гостиничного бизнеса в Астрахани. В других городах по Волге такой степени безобразия путешественники не фиксировали.
Если вернуться к путевым запискам разных авторов, обращает внимание часто встречающееся описание отрешенности, заторможенности персиян, сменяющееся периодами чрезмерной активности. Их изнуренность и апатичный вид, зачастую связывали с распространенной проблемой, существующей, к сожалению, и в наши дни. Опиум. История культивирования и употребления сонного мака насчитывает столетия. Примерно с 15-го века опиум получил широкое распространение как лекарственное средство. В Персии у лекарей оно было весьма популярно. Это сейчас мы воспринимаем опиум исключительно как наркотик, опасное и вредное вещество. Когда-то же снотворный мак входил в состав многих снадобий, рекомендованных Гиппократом, Диоскоридом, Галеном, Авиценной. Считается, что именно Авиценна одним из первых призывал опасаться пристрастия к маку. Вот что писали местные авторы: «Перс сидит с абсолютно отрешенным выражением лица. Вредное влияние опиума, которое дается сначала младенцу, чтобы он не кричал и к которому тот до того привыкает, что не расстается с ним до гроба». Для современного человека звучит шокирующе, но назначение опиатов для маленьких детей было настолько распространено, что могло считаться одной из причин детской смертности. Даже в 19-ом веке назначением подобного снадобья было никого не удивить. Историки называют еще причины того, как Иран оказался в «золотом полумесяце» наркоторговли. В период, когда происходила активная исламизация стран, в том числе и Персии, опиум получил новый виток популярности. Для некоторых он стал заменой запрещенному законами Корана алкоголю, а еще опиум заглушал голод, что было особенно актуально в период месяца рамадан. Его жевали, использовали при приготовлении лепешек, растворяли в жидкостях. В Персии опиофагия была распространена очень широко. Активная борьба за признание торговли опиумом незаконной началась не так давно — в начале 20-го века. Увы, и в наши дни в Иране крайне высокий показатель потребления опиума на душу населения в мире.
Еще одним серьезным обвинением, как о свидетельстве распущенности, были обвинения в мужеложстве. Довольно эмоциональное описание встретилось у Окорокова, на которого мы уже ссылались. Там армянским купец со слезами в голосе поведал путешественнику о том, как он опасается за своих детей. Если вы обойдете персидские ряды, то увидите за стойками изнуренных бледненьких смазливых мальчишек, даже дылд, слуг и приказчиков. Все они служат развлечением для своих хозяев…Они растлевают еще наших детей, соблазняя их гостинцами». Что это? Попытка очернить конкурентов по торговле? Но вот мы читает у Ольдекопа «…обратимся теперь к азиатским народностям в частности, о нравственности которых мы и без того уже имеем весьма невыгодное понятие; мы найдем, что между армянами, и в особенности между персиянами чрезвычайно распространено мужеложство; оно распространено до того, что мужчины злоупотребляют даже женщинами. Не смотря на то, подобные случаи чрезвычайно редко подвергаются судебному преследованию, едва-ли не тогда только, когда дело идет о христианских мальчиках, не соглашающихся на педерастию добровольно и за это истязаемых, вследствие чего дело доходит до судебного вмешательства». Заметьте, мы вступили в область преступлений именно в этом вопросе. Мы можем найти статистические данные о разбоях, святотатстве, пьянстве, подделке документов. Но не об употреблении опиума. Вы можете наблюдать, что в статистической таблице преступлений по народностям меньше всего преступлений совершили немцы, грузины и персияне. Проходили персияне по долговому отделению, да и засветился один речной разбойник. Хотя сам Ольдекоп поясняет, что речь идет о преступлениях, «известных уголовному суду».
Там, где заканчивается цензура, орудием ограничения становится толерантность. Довольно сложно решить, что хуже. Чем поражает дореволюционные источники, в сравнении с современными, так это то, что там очень часто встречаются рассуждения без обиняков. Там, где современный автор расшаркается, мысленно погрязнув в аббревиатуре ИМХО, дореволюционный автор напишет, «это делали потому, что считали христиан погаными». Жирная точка. Потому что он же мог написать и о христианах такими формулировками, что наши современники забились бы в судорогах от острой нехватки толерантности. Астраханские персы были вынуждены делать уступки из своих обычаев. Они не могли выполнять требования религиозной брезгливости: «если неверный дотронется до его одежды, — нужно вырезать кусок или бросить все платье». Но они столетиями продолжали жить на этой земле, вели торговые дела или разбойничали на воде, заводили семьи или проявляли распущенность, праздновали религиозные праздники или устраивали балы, утопали в роскоши или надрывались на тяжелой работе. Астрахань была не только воротами на Восток, но и домом для всех желающих.
Вот и мы и дошли до религиозной темы. Штылько описывал персидскую мечеть как здание с мрачными темными коридорами. Но вот не все с ним согласны. Вы знали, что на территории персидской мечети был садик с колодцем? А посетители в галерее на втором этаже, украшенной цветными стеклами, выглядывающей на дворик, с комфортом общались, пили щербет и курили кальян.
