124 года назад известный российский журналист узнал, что такое Астрахань (часть 1)
Павел Крушеван (1860 — 1909), известный на рубеже 19-20 веков как журналист-реакционер правого толка и депутат Государственной Думы, издал в 1896 г. свои путевые заметки под названием «Что такое Россия». В этой книге он описывает круговую поездку по стране продолжительностью два месяца и длиной в восемь тысяч верст, включая короткое посещение Астрахани. Именно его впечатления от посещения на пароходе этого старинного города на Волге мы и приведем сегодня с некоторыми сокращениями для наших читателей.
21 августа.
Утро. Пассажиры суетятся, укладывая багаж. Выхожу на веранду . Меня обдает теплым дыханием земли. Пароход подходит к волжской дельте, с ее двумястами рукавов и семидесятую устьями. Вся безбрежная равнина изрезана расползающимися во все стороны широкими реками. Степь и сыпучие пески почти не прерываются. Издали кажется, будто впереди расстилается море волнующейся зрелой пшеницы. Цвет песка золотой. Он то стелется грядой валов, то вырастает в целые холмы, похожие на муравейники или кротовины. Точно вьюга намела эти песочные сугробы, каждая песчинка которых принесена Волгой из-за тысяч верст.
Где-то на горизонте синеет, совсем неожиданно для этой пустыни, лесок, потом вырастает стена камышей. За поворотом, над одним из рукавов, показывается вдруг зеленый кудрявый оазис, и в нем село с русскими бревенчатыми избами, будто перенесенное сюда откуда-то сиз далекого севера.
День необыкновенно ясный. Небо и земля залиты сиянием. В воздухе, напоенном запахом моря, нега и покой. Опять поворот — и мы скользим по застывшему озеру, мимо Калмыцкого базара, улуса калмыков. Посредине возвышается хурул, что-то в роде китайской пагоды с башнями и легкими, повисшими одна над другой, крышами. Лачуги, землянки и черные с конусообразными верхушками кибитки, похожие на нефтяные цистерны, раскинулись вокруг хурула большим лагерем.
Вдали показывается Астрахань… Она выступает будто из воды в легком розоватом тумане, вся какая-то воздушная и белая, точно засыпанный снегом город, с ярко-белыми стенами домов, на которых почти не видно крыш.
Пароход огибает острова, лавирует со стороны в сторону между рукавами, то приближаясь, то будет поворачивая назад; Астрахань показывается то справа, то слева обманчивым миражом, то вырастает, то исчезает за игольчатой стеной мачт.
Вид города фантастичный; молочно-белый фон водной равнины, окружающей его, придает ему какой-то прозрачный и легкий колорит. Он будто выплыл из моря на невидимом острове. Над белыми громадами выделяется все ясней величественная, высокая кубическая масса Успенского собора, построенного при Петре Великом, с пятью зелеными куполами в форме звонков и золотыми макушками. Дальше — еще несколько церквей, пузатая крыша мечети с четырьмя тонкими минаретами, высокие белые стены Кремля с широкими зубчатыми краями, опять мечеть и караван-сарай. <…>
Теперь Астрахань — большой город, с семидесятитысячным населением, еще с азиатской физиономией, но с огромным будущим. Торговля с Персией, Кавказом и Азией с каждым годом расширяет ее роль, как главного порта Каспийского моря. Это уже чувствуется и угадывается за несколько верст от города. Такой массы судов, такого леса мачт нет ни в Нижнем, ни в Одессе. Три-четыре версты вдоль берегов тянется беспрерывная флотилия; мачты вырастают со всех сторон будто щетина штыков и сливаются вдали в прозрачно-синюю стену. На реке такое же беспрестанное движение, как и в Нижнем.
Баржи с пирамидами хлопка, баржи с рыбой, наливные нефтяные баржи, выстроившиеся вдоль нефтяных станций, бочки с кунжутом, бочки с сахаром и сельдями, кипы мешков, горы ящиков, груды арбузов — все это выставилось вдоль берегов бесконечным базаром. То и дело бегут огромные пароходы, переполненные публикой, тянутся вереницы барж, качаются белокрылые ялики. У берега выстроились десятки пароходных конторок, окаймляя город рядом изящных легких павильонов.
Панорама Астрахани разворачивается над рекой извилистой лентой, будто заслоняя выход из нее. Волга кажется огромной морской бухтой; не видно, где она заворачивает и пробирается к морю.
Пароход подходит к пристани.
Толчея и пестрота невообразимая. Настоящая Азия. Персы, армяне, греки, турки, татары, немцы, бухарцы, калмыки, кавказцы, киргизы и русские — перемешались в удивительном международном калейдоскопе. Хивинцы и бухарцы в пестрых халатах и чалмах, толстогубые киргизы, кажется, стащили откуда-то колпаки от сахарных голов, выкрасили их в черный цвет и надели на свою косматую шевелюру. Кавказцы угрюмо сверкают глазами из-под бахромы бараньих шапок; персы не то в чалмах, не то в грязных, намотанных калачами, платках, синих куртках, раскрытых на бронзовой груди, и в туфлях на босую ногу; турки — кто в красной феске, кто в чалме, армяне — то в европейских костюмах, то в легких ситцевых халатах и камилавках; татары в бараньих шапочках, из-под которых выглядывают бритые затылки. Цвет кожи или бронзовый, или темно-кирпичный, глаза черные, острые, либо очень большие, либо маленькие и узенькие, носы то длинные и крючковатые, то совсем расплющенные, с раздавленными ноздрями. Вся эта толпа толкается, жестикулирует и галдит на непонятных наречиях. <…>
Продолжение во второй части — здесь.
Михил Пулин
