К 75-летию Победы: Астрахань военная, август-октябрь 1942 года
К 75-летнему юбилею Победы над фашистской Германией «Астраханский листок» выкладывает серию публикаций о нашем городе в годы Великой Отечественной войны. Автором этих мемуаров выступила наша землячка Тамара Кожанова. Она встретила то уже далекое для нас время ребенком, но сейчас ее воспоминания — ценнейшие свидетельства того, чем тогда жили Астрахань и сами горожане.
Предыдущая часть — ЗДЕСЬ.
Эвакуация.
Мои воспоминания.
В августе началась эвакуация женщин с детьми. Эвакуация проводилась организованно, по предприятиям и домоуправлениям. Однажды в середине августа мама пришла с работы раньше обычного и сказала: «Срочно собираемся, сегодня вечером уезжаем.» Я не удивилась, т.к. знала, что многие уезжают. Но, думаю, что для мамы это было всё же неожидано. Она предполагала, что отъезд будет позже, мы не были готовы к нему на данный момент. Обычно мама всегда заранее готовилась к любой поездке: составляла список, что надо взять с собой, что сделать и т.д., отбирала нужные вещи, документы и складывала отдельно. Чтобы не было, как она говорила: «как на охоту идти, так собак кормить.» И меня всегда приучала к тому, что всё надо делать заранее. Я усвоила мамины уроки, и это стало моей привычкой. А тут было неожиданно.
В середине дня сотрудникам предприятия зачитали приказ об эвакуации и список эвакуируемых. Сообщили пристань и пароход и что необходимо быть на месте не позднее 12 часов ночи, получить место и разместиться. Отъезд намечался на 6 часов утра следующего дня. Для помощи сборов отпустили с работы сотрудниц, которые оставались в Астрахани. Мама пришла с подругой, жившей рядом. Надо было быстрее собираться. Что взять, кроме документов? Какие вещи, сколько? Чем и как питаться в дороге? Что может понадобиться? Мама какая-то растерянная, голова кругом. -«Галя, бери всё, что имеется в доме, всё пригодится, оставь только вещи Анатолия и самое необходимое для него,» — говорит подруга. А куда всё складывать? Решение простое: подруга берёт простыни и начинает всё подряд вываливать из шкафа и связывать тюки. Быстро и просто. В эти тюки идёт всё без разбора. Мама говорит, что в таком-то ящике старые, не целые вещи, но и они туда же. -«Зачем?» — «Всё пригодиться.» Всё сложили: зимние и летние вещи, постельные принадлежности, две подушки, посуду, даже одежду, из которой я выросла, а, кроме того: учебники, тетради, карандаши, ручки, несколько детских книг, самых любимых. Несколько моих игрушек. А, сверх того, даже фотоаппарат с плёнкой. Было неведомо, что будет потом, поэтому взяли всё. Вот только велосипед и санки остались дома.
Наконец, всё собрано. Мама пошла искать машину, поймала какую-то грузовую военную. Наступил уже комендантский час, но военные машины ходили. Приехали на 17-ю пристань, нашли свой пароход. У «Водника» были свои пароходы. Мы погрузились на один из них. Не помню, был это «Красноармеец» или «Гелиотроп». (После войны эти пароходы в летние каникулы были плавучими пионерскими лагерями и я отдыхала на них. Но, об этом позже). Погрузка шла точно по списку. Нам был определён 3-й или 4-й класс в трюме — общее большое помещение, койки рядами, в два яруса. 3-й класс в носовом отсеке, 4-й в кормовом.
Наш пароход в составе целого каравана судов отправился вниз к Каспию, а затем по Каспийскому морю в город Гурьев, в устье реки Урал.Отплыли мы не в 6 часов утра, как было запланировано, а гораздо раньше, около 2-х — 3-х часов ночи, в самое тёмное время суток. Вышли под прикрытием ночи, без огней и гудков. Отплыли раньше. Почему? Было ли это так заранее запланировано или решение было принято внезапно, я, конечно, не знаю. Но знаю, что с рассветом вражеские самолёты бомбили порт, возможно, знали о караване с эвакуированными. Об этом утром уже шёл разговор. Все радовались,что обманули противника, а сами целы и невредимы. Из порта пришла радиограмма о бомбёжке порта. Но мы были уже далеко.
Поездку я мало помню. Помню только, что в трюме было очень шумно и душно. Погода была тихая, как будто это не море, а река. Нам повезло, что не было шторма, поскольку суда, на которых мы шли,были всё-таки не морские, а речные. Шли мы в Гурьев несколько дней.
И вот мы, наконец-то, подплываем к Гурьеву. Все пассажиры собирают вещи и готовятся к высадке. Мама говорит мне, что сейчас мы пойдём в город, а потом на вокзал. Я радуюсь: Город! Город! Вот сейчас увижу большой город, похожий на родную Астрахань или другие города, в которых я была раньше. Сходим наберег. Но всё не то! Мазанки… мазанки… Всё пустынно и голо. Всё не моё, чужое, нет ничего похожего на привычный и родной город. И вдруг меня охватывает какая-то тоска, которой я никогда не испытывала. Я не понимаю, что со мною, хочется плакать. Хочу домой.Только позже, уже взрослой, я поняла, что это состояние тоски называется ностальгией.Говорят, что ностальгии нет, она выдумана поэтами и писателями, но я знаю, что она есть. Я её испытала ребёнком, в неполных девять лет. Может, это и удивительно, но это так!
Итак, нас организовано, со всеми вещами, везут на железнодорожную станцию. Затем идёт перекличка и тут же каждой семье определяют вагон и место. С маленькими детьми — плацкартные вагоны, с большими — товарные. Мы с мамой в товарном вагоне. В товарных вагонах (теплушках) нары в два яруса. Мы с нашими вещами занимаем место на верхнем ярусе, наши тюки в изголовье, они служит нам подушками. На нарах — сено или солома. Мама достаёт простыни и одеяла: теперь это наш дом. Рядом устраиваются соседи. Соседей много и получается подобие коммуналки. Кроме нар в вагоне есть другие удобства: лавка и стол. Одно неудобство — нет воды и туалета. За водой и по нужде приходится ходить на остановках. Но остановки частые, можно успеть всё.
Нам предстоит ехать долго, никто не знает сколько. Мы едем то на север, то на восток, как ведёт дорога, часто однокалейная. А навстречу нам идут поезда на фронт. Солдаты в теплушках, а на платформах под чехлами — военная техника. Обгоняя нас, идут составы с ранеными в тыл. Мы пропускаем всех, долго стоим на всех полустанках и разъездах. Но нам ведь не надо спешить, мы — эвакуированные.
От Гурьева наш состав идёт по казахским степям: жарко, пыльно. Дверь вагона открыта, старшие 12-15-летние ребята сидят, свесив ноги из вагона. Ах, как хочется так сидеть и мне: болтать ногами и чтобы ветер в лицо, горячий степной ветер! И песни петь. Но мама не разрешает, говорит, что я мала (это своё желание я осуществила только много позже, уже в студенческие годы).
Из соседней теплушки разносятся звуки гармошки. Так ехать веселее. Поезд часто останавливается на каких-то разъездах и тогда все вываливаются из вагонов. Стоим по два-три часа, а то и больше. Народ собирает сухую траву и ветки, и кизяк. Всё пригодится для костра. Разжигаются костры и готовится горячая еда. Ребятишки бегают и галдят. Взрослые следят за ними, за готовкой и поглядывают насветофор. Заранее неизвестно, когда дадут нам дорогу. Это может быть и через десять минут, и через три часа. Надо вовремя схватить своего ребёнка за руку и не забыть свою кастрюлю с едой. Машинист перед отправлением даёт протяжный гудок и тут же медленно начинает своё движение, помощник машиниста следит, чтобы никто не остался в степи. Некоторые не успевают к своему вагону и садятся в первый попавшийся. Народ весь собран и состав набирает скорость. Я на остановках боюсь отстать и не отхожу далеко от своего вагона и маму далеко не отпускаю. Скорее я за мамой слежу, чем она за мною.
Иногда у разъезда или полустанка — казахский аул . Жители бегут к вагонам. Начинается натуральный обмен. Местным нужны всякие вещи, нам — еда. Идёт бойкий торг. Помню такой один: я стою в дверях вагона, на мне вышитая белая рубашка, подбегает казашка с девочкой моего возраста. Девочке очень понравилась моя рубашка и она теребит свою мать. Казашка плохо говорит по-русски, хватает меня за рубашку и показывает на ведро пшена. Мама спрашивает меня: «Тамара, ты согласна?» — «Конечно!» — Я же понимаю, что такое целое ведро пшена. Мама несёт одну из моих рубашек, но девочка хочет не эту, а ту, что на мне. Мама снимает с меня рубашку, отдаёт её и принимает ведро. Пшено пересыпается в наволочку (вот где пригодилось лишнее бельё!). Я одеваю другую сорочку, а девчонка мою. Загорелая, чумазая, босая, довольная бегает по степи, вызывая зависть своих подружек. А мы с мамой довольны нашей меной. Пшено оказалось очень вкусным. Мы его ели всю долгую зиму, уже в деревне, куда приехали. Как была вкусна эта каша, приготовленная в русской печи! Всё из печи вкусно! А тем более в голодное военное время.
Я не помню, снабжали ли нас, эвакуируемых, в дороге продуктами, но мы не голодали. И не только мы с мамой, но и наши соседи по вагону: все что-то меняли. Иногда даже выменивали мясо или панер (местный сыр). После казахских степей и казахских поселений пошли русские деревни. Там несли уже другие продукты: молоко, масло, яйца, солёные огурцы,горячую рассыпчатую картошку, а инога даже и отваренную курицу. Яблоки и картошку несли вёдрами. Осень, собирали урожай. Всё это менялось на соль, воблу, мыло, спички, махорку. Махорки у нас, правда, не было, в нашей семье никто не курил, и мама не знала и не догадывалась о таком обменном богатстве.
Вагон у нас был тихий, никто ни с кем не спорил и не ругался, я за всю долгую дорогу ничего такого не помню. И вещи все были в целости и сохранности, ничего ни у кого не пропало, такой собрался народ. Все были с одного предприятия. Сложился хороший коллектив. Наш поезд, был довольно-таки удобный, в теплушках тепло. Но не всем повезло, как нам. На разъездах мы видели и другие составы с эвакуированными: составы с открытыми платформами, а на этих платформах под дождём, на холодном ветру или под палящим солнцем (ночью холодно, днём жарко) сидели женщины с детьми разных возрастов. Мы были рады, что о нас так позаботились. Были ли это руководители предприятий или же руководители города позаботились о всех своих астраханцах, я не знаю.
Вот и конечный пункт. Приехали. Урал. Удмурдия. Был, как я думаю, конец октября или ноябрь. Уже выпал снег и установился санный путь. Уезжали в жару, летом, а приехали зимой. Выгрузились мы на малом полустанке где-то в районе станции Кизнер. Станция Кизнер в 40 километрах от районного села Грахово, куда нас должны были доставить и распределитьпо деревням. Всех приехавших распределили по приготовленному заранее списку. Зачитали фамилии и деревни, куда повезут данную партию. Подали подводы-сани, всех укутали в попоны, был морозный день. Дорога была для меня интересна: шла она через хвойный зелёный лес, занесённый снегом, было очень красиво, для меня ново.
Вот и наша деревня. Называется Каменное. Деревня в 3-4-х километрах от районного села Грахово. Приехали мы в деревню засветло, выгрузили нас у школы, все вошли в помещение. Деревенским сообщили, что они должны взять к себе на постой прибывших. До сих пор нас распределяли по списку, а тут уже шёл живой выбор. Брали к себе на постой только те, у кого было достаточно места и мало своих детей. Мама понравилась сразу нескольким хозяйкам: молодая женщина с одним ребёноком -девочкой, не очень маленькой, но и не большой — хороший выбор постояльцев. Наша будущая хозяйка пригласила маму посмотреть дом и двор. Изба около школы, через дорогу. Изба хорошая, двор большой. Наша хозяйка помогла нам донести вещи и определила место в избе, в закуточке. Все эвакуированные были распределены и пошли со своими хозяйками в избы.Остались только одна женщина с тремя детьми и её сестра с двумя. Сёстры хотели жить вместе. Такую ораву никто не мог пригласить. Поэтому колхоз выделил им пустующую избу и помог в неё заселиться. Колхоз принял нас, городских. Нас так и называли — «городские», а не «эвакуированные». Колхоз хорошо позаботился о нас. Хозяевам привезли для нас дрова, нам выдали на первое время овощи: картошку, морковь, лук. Помогли всем, чем богат колхоз.
Так началась наша новая, деревенская, жизнь.
Тамара Кожанова
Продолжение следует…
