Персидская Астрахань. Часть пятая
Итак, персы-шииты были обособленной частью мусульманского мира. Они не только отличались от христианского, но и иного мусульманского населения. Судя по заметкам дореволюционных путешественников, азиатский вид нашему городу придавали не только караван-сараи и столпотворения народов, достойные Вавилона, но и те ритуалы, что столетиями собирали зевак, удивляя и пугая приезжих и местных жителей.
Астрахань была богата на мечети. Для города, который до покорения Иваном Грозным считался татарским, это естественно. К 1616 г. относится упоминание мечети на Гилянском дворе. Она была поставлена для «кызылбаских людей», т. е. сефевидских подданных (и была, скорее всего, шиитской). Казылбаши (красноголовые) называли персов за окрашенные хной волосы.
В 1861 г. на средства крупных купцов была построена каменная мечеть, искаженное здание которой мы можем наблюдать в наши дни. Об архитекторе этого здания мы уже писали. Кубическое здание с невысокими минаретами и полусферическим куполом. Считается, что при постройке мечети ориентировались на композиционную идею Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге, в то же время расположение минаретов напоминало о традициях иранской архитектуры.
Фасады были украшены квадровым рустом, профилированными межэтажными поясками, тосканскими пилястрами, мотивами стрельчатых арок. Штылько в «Иллюстрированной Астрахани» описывает здание как красивое и не старое. Персидской мечети из исторических мечетей повезло меньше всех, в ней нет следов реставрационных работ и современный облик бесконечно далек от истинного.
Посетить мечеть по предварительной договоренности можно было и представителям другой веры. Здание было обнесено железной решеткой с маленьким садиком внутри, колодцем и отхожим местом. На куполе изображение лица в сиянии — это солнце, а по бокам 4 башенки или минарета, из которых выкрикивали призыв к молитве. На переднем фасаде табличка, с надписью из корана, прибитая по случаю приезда шаха в Астрахань (про приезд расскажем в заключительной части). Вас бы встретил молла с рыжей крашенной бородой в ситцевым архалуке, широких шароварах и туфлях на голую ногу с пятками, выкрашенными, как и ногти, в темно-оранжевый цвет. В помещении было принять снимать обувь.
При мечете было медресе, представляющее собой совершенно голую комнату с циновками на полу, где сидели рядками дети от 6-8 лет, из медресе можно было пройти в узенький сквозной коридор, отделяющий его от зимней молельни. Летняя же молельня занимала верхний этаж, где в узенькой галерее, высматривающей на дворик своими разноцветными стеклами, правоверные пьют щербет и курят кальян, в промежутках молитвы. Галерея ведет в прихожую, где снимают туфли и заходят в основное помещение. Это также большая, устланная циновками комната, где сидят или стоят правоверные лицом в нише в стене для моллы, наверху с противоположной стены решетчатые хоры, занавешенные тюлем, чтобы скрыть молящихся там женщин. Слева примыкало к стене возвышение или эстрада с несколькими уступами в виде лестницы. Летом на них сушились целые ворохи розовых листьев, которые употреблялись для щербета и других надобностей. В страстные дни, те в течении 10 дней «Мухаррема», когда правоверные сокрушаются о своих грехах и страданиях своих святых, это место украшается коврами, шалями, различными драгоценностями, лампами и часами.
Духовенство (моллы) получали десятину из доходов правоверных шиитов, не всегда добровольно вносимую. Праздников у персиян было немного. В марте они праздновали Новый год — веселились, кушали праздничную пищу. Но самое яркое впечатление оставил о себе не совсем праздник. Речь идет о главной дате шиитского религиозного календаря – Ашура. Это целый комплекс обрядовых действий: траурные церемонии и обряды в знак памяти о мученической гибели сына Али, внука пророка Мухаммада — имама Хусейна, его брата Аббаса и войска из 70-ти шехидов в результате сражения с войсками халифа Язида I в битве при Кербеле.
Из Морского сборника 1864 года:
Если Астрахань, по своей близости к востоку, по характеру жителей, по разным типам, встречающимся на ее улицах, по разным своим особенностям, можно назвать восточным городом, то невольно заслужить она это название, в полном смысле слова, по одному только богослужению, открыто совершаемому ежегодно персами, в начале июня месяца. Здешние персы немногочисленны и большею частью люди коммерческие; однако же, население их настолько значительно, что в Астрахани построена персидская мечеть, называемая, не знаю почему, персидским собором, — довольно красивое и видное здание о пяти главах или куполах. В июне месяце, по календарю персов, приходится персидский месяц мухаррам, как мне объяснил один перс, и в это то время, в течении 10 дней, поклонники пророка совершают поминовение об убитом с семейством своим Aлие, зяте Магомета. Поминовение это состоит, в том, что, в течение этих дней, по целым ночам, собравшиеся в своей мечети персы кричат, неистовствуют и без милосердия бьют себя в грудь. Мне удалось в нынешнем году, хотя и с трудом, проникнуть в мечеть и, в продолжении 2-х часов, проследить богослужение, состоявшее в следующем: собравшиеся персы сидели, поджавши под себя ноги, на полу во всю длину залы и составляли три отделения. Каждое отделение заключало в себя два ряда персов, обращенных лицом друг к другу и сидевших молча, как будто в ожидании чего-то; некоторые даже курили, другие разговаривали. В углу сидели муллы и спокойно помахивали своими опахалами. Ближнее же к ним отделение, которое я назову первым, потому что не знаю значение его, составляло всю суть богослужения. Сидя на полу, полуобнаженные персы этого отделения что — то пели, кричали и сопровождали все это страшными жестами, немилосердно, но в такт, ударяя себя в грудь. Я смотрел на эту церемонию с галереи, — в залу вход воспрещен неправоверным, да не было бы возможности и пройди, потому что собрание было самое многочисленное. Немного погодя, стали подавать ужин всем молящимся — тут же на полу разостлали что-то в род длинной скатерти, а затем, появились подносы с кушаньями. Ужин состоять из сорочинского пшена, цыплят и каких-то приправь ко всему этому; на подносах расставлено было множество всякой всячины. Богомольцы с жадностью устремились на трапезу и ловко распоряжались руками с поданными блюдами: в короткое время все исчезло. После омовения рук больше формального, нежели действительного, началось опять богослужение, но только еще с большими неистовствами, криками и страшными ударами в грудь. Неистовствующие персы первого отделения даже сняли с себя рубашки… При этом замечательно, что после ужина, кроме первого отделения, остальные ряды опустели значительно… Ужин предлагали и нам, зрителям; но, разумеется, мы отказались, как по неудобству есть руками, так по сознанию того, что не имеем никакого права воспользоваться такими церемониальными яствами. Говорят, что для этого богослужения, или вернее поминовения, богомольцы, колотящие себя нанимаются из бедняков, преимущественно судорабочих, и таким образом во найму жертвуют собою. Трудно описать все эти неистовства, крики и всю эту дикую толпу фанатиков, при тусклом ламповом освещении, особенно тому, кто не видал еще ничего подобного. Нанятые молельщики, полуобнаженные, с искаженными лицами, после завывания одного из участвующих, вдруг вскакивали и в такт, под звуки металлических тарелок, со всею силою били себя в грудь и, спустя несколько минуть за темь, по знаку, опять садились на пол, поджавши ноги, и слушали вновь завывание запевалы. Должно быть, это пение означало вопль в рыдание об убиенном Алие, иначе нельзя объяснить себе того соло, которое выделывал плачущий перс. Прочие, вероятно более богатые и почетные персы, во все время богослужения, только курили, пили прохладительные напитки, или совершенно равнодушно разговаривали, как видно вовсе не о душеспасительных предметах. В таком порядке, говорят, проходить вся ночь до рассвета, и то же самое повторяется в течение всех 10-ти ночей. Последняя ночь отличалась только темь, что персы торжественно ходили из мечети в дом своего консула. В нынешнем году, это шествие персов по городу случилось в ночь с 3 на 4-е июня. Многие из жителей знали об этом и собрались толпами около мечети. Никогда, я думаю, Астрахань ночью так не оживала, как в это время. В нынешнем году, сама природа благоприятствовала любопытным: теплая и лунная ночь невольно манила даже самого равнодушного взглянуть на диковинное шествие персов, начавшееся около часа за полночь. Это оригинальное шествие открывал мулла, окруженный персами в высоких шапках, с зажженными факелами; за ними вели убранную и украшенную, какими-то особенными рогульками, лошадь, на которой сидел мальчик, должно быть сын убитого Алия; а далее, несли его одежды на длинной палке. Позади этого отделения, ухватившись друг за друга, без рубашек, с криками, сопровождаемыми непрестанными ударами в грудь, шла вереница персов— первое отделение в мечети молящихся, о котором я говорил. Этот то последний отдел и составлял весь интерес шествия, выражал всю дикость востока и его фанатизма. Составленный из полураздетых персов, круг двигался медленно, по временам останавливался; крики могли разбудить даже мертвого, и я воображаю, как были пробуждены жители тех домов, которые расположены на улицах, где пришлось проходить этой толпе богомольцев, сопровождаемой вдвое или втрое большею толпою русских, разумеется, делающих на все это свои замечания, хотя не столько шумные, но не менее дикие… Для примера расскажу, как один господин, с известной и довольно заметной отметкой на фуражке, кажется отставной, судя по остальному наряду, очень рельефно высказался, обратясь к некоторым из зрителей: «Жаль, что я не пьян, а то бы я вас… всех бы поколотил»… Пришлось, разумеется, порадоваться за его трезвое поведете и пожалеть — о несчастии, постигающим иногда Астрахань, в лице подобных отставных публицистов…. В том же порядке, с теми же криками и бичеванием себя, возвратились богомольцы персы в мечеть в 3 часу утра, и этим завершилось их оригинальное и шумное богослужение впредь до будущего года. Говорят, в Баку, Дербент, и особенно в Персии, все подобный церемонии совершаются еще с большими неистовствами, доходящими иногда до того, что ярые поклонники Магомета режут себя кинжалами, проливаюсь свою кровь и заколачивают себя до смерти. Последствиями же здешних богослужений, сколько я мог узнать, бываете только то, что бичующие себя, и то не все, болеют некоторое время и, выздоравливая, на будущее время опять за известную плату готовы повторять прежние неистовства и бичевания. Можете быть, многие платятся и жизнью; но фанатизм едва ли образумливает страдальцев; скорее доводите до убеждения о неизбежности судьбы, горько обвиняемой всегда, когда разум остается подавленным формой и грубым пониманием самой сущности религии. У русских называется этот персидский праздник—Чуксеем, Буксеем, пли Ваксеем, право, трудно сказать.
Казалось бы, середина 19го века — это так далеко. Вереницы людей, испачканные в крови дети, фанатики на улицах — свидетельства давних лет. Но они прослеживались и в повести «Не расти у дороги», изданной в 1983 г. и рассказывающей об Астрахани 20-30-х годов.
И вдруг с улицы раздаётся боевой клич:
— Ат-танда! По первой Бакалдинской улице идёт шахсей-вахсей, срываемся зырить.
Действительно, срывались как с цепи. И Гошка срывался и, ничего не соображая от любопытства, нетерпения и предвкушения дарового и потрясающего зрелища, устремлялся вслед за босоного оравой, забыв про то, что на керосинке стоит катрюля с молоком, которое мама велела вскипятить…
Не диво ли, правда, — белый всадник на белом коне? Насчёт первородства благородных кровей арабского скакуна утверждать рискованно. Вполне возможно, что этот не ахти какой красавец конь в обычные дни исполнял более скромную должность в гужевом обозе, влача за собой телегу с мусором. Ныне он, с расчёсанной гривой и украшенный лентами, выглядел молодцом. И всадник в белой чалме и в белом балахоне с кинжалом в руке, устремлённой к небу, — живой символ неумирающей веры. Надо было забежать вперёд, своими глазами «позырить» и убедится. что не краска, а настоящая кровь от кинжальных порезов струится на лбу и щеках всадника. Кровь человеческая капает на белый балахон.
И в глазах всадника безумный огонь неотомщённой крови. И взор этот, как солнца луч, как стрела, устремлён в неведомую даль небес, к пророку. Пророк должен видеть, обязан видеть своих неразумных детей, обративших к нему взоры, и должен услышать их молитвы.
За всадником обнажённые по пояс молодые, но в большинстве старые люди шли по центру улицы и заунывно пели мусульманские молитвы. Пусть сам пророк слышит, как чтут его слуги Мухарем — первые десять дней лунного года. Время от времени заводила кричал что-то гортанное и страшное по смыслу, и тогда толпа падала на колени и принималась вопить, рыдать и взывать к аллаху, рассказывая ему о своих обидах, страданиях и несправедливости. И зловещими аккордами в этом спектакле раздавались возгласы: «Шах Хусейн! Вай Хусейн!».
А ведь и вышел-то этот обряд из средневековья, когда случилась великая резня, которую всё же в истории именуют битвой при Кербеле. Молитвенные заклинания сменялись воплями и сочувственными криками зрителей. Пусть все знают, как чтут персияне память Хусейна — сына халифа Али, погибшего в той далёкой битве при Кербеле. И, отправляясь в дальнейшее шествие, мусульмане шиитского толка принимались лупить самих себя по обнажённым плечам и спинам. Они хлестали кнутами из цепей, а за неименеем таковых просто проводом “Гуппер”, о котором ни Хусейн, ни папаша Али, ни сам аллах не имели представления. И цепи с мелкими звеньями, снятые с калиток и собачьих будок, терзали тело не на шутку. Кровавые ссадины и полосы были лучшим доказательством правомерности. По спинам и волосатым грудям струилась кровь, страшные глаза фанатиков пугали не только мальчишек, но и взрослых. Сами страдальцы обязаны были терпеть эту пытку молча, зато как вопили свидетели, нищие, юродивые и вся толпа, сопровождающая это потрясающее по бесмысленной жестокости зрелище.
Легко рассуждать о бессмысленности чужих обрядов. Особенно, когда взгляды на мироустройство противоположны. Ашура почитаема всеми мусульманами, но главная разница между шиитским и суннитским взглядом видна в проведении обрядовых действий. То, о чем писал автор в «Морском сборнике», многими священнослужителями характеризуется как самоповреждение и запрещено в исламе. Ритуал шахсей-вахсей распространён в мусульманских странах: Иране, Азербайджане, Ираке, Афганистане, частично в Таджикистане, Пакистане, Турции и в других странах, где имеется шиитское население. Многие мусульмане, кто принимают участие в этом ритуале, считают, что он очищает их от грехов. Популярное среди мусульман-шиитов высказывание гласит, что «одна слеза для Хусейна смывает сто грехов».
Конечно, меняется мир, меняется мировоззрение. Ритуал, который проводится даже с детьми, вызывает непримиримые дискуссии даже в мусульманском мире. Одни ссылаются на то, что подобное действо может нанести психологическую травму ребенку. Другие беспокоятся о том, что эта практика создает негативный образ их веры. В качестве варианта верующим стали рекомендовать сдавать кровь. Некоторые общины организуют акции по пожертвованиям с такими организациями, как Красный Крест.
При желании вы можете ознакомиться с сюжетом из раздела No Comment канала Euronews, показывающий прошлогодние мероприятия. Ашура в реалиях пандемии коронавируса. Заставка выглядит намного более устрашающей, нежели сам сюжет.
Следующая публикация про дореволюционный период жизни персов в Астрахани станет заключительной. Мы расскажем о вершине взаимоотношений Астрахани с Персией — посещении шахом нашего города. О блеске встречи и обратной стороне подготовки к важному событию. Причем тут плохие дороги, балетные пачки и прожорливые слуги, читайте вскоре в «Астраханском листке».
